Возвращения на берег Кирэн Митчелл боялся больше всего. Старые деревянные рыбацкие лодки едва могли вместить по двенадцать пассажиров и сидели в воде ужасающе низко, так что волны подчас перехлестывали через бак. Промокшие и дрожавшие люди помогли ему вытянуть лодку на берег и, как это делали все их предшественники, упали на колени на влажную гальку, чтобы возблагодарить Господа за благополучное прибытие. Все, кроме одного. Все, кроме человека с черным рюкзаком, который только стоял и смотрел по сторонам.
Как только лодки были поставлены на место, Гантер и Митчелл сняли спасательные жилеты и непромокаемые плащи. Пока Гантер отпирал маленький деревянный сарай и развешивал внутри снаряжение, Митчелл гуськом повел мужчин прочь от моря.
Галька сменилась тропинкой, которая привела их к открытым железным воротам, которые Митчелл закрыл за ними. Они поднялись по тропинке вверх, а потом она увела их влево. Наконец перед ними выросла высокая стена с дверью. Гантер открыл ее ключом, а Митчелл захлопнул после последнего человека. Ярдах в пятидесяти от них на узкой дороге вырисовывался силуэт грузовика.
Отперев кузов, Митчелл провел мигрантов внутрь. Когда все они оказались в передней части кузова, Митчелл опустил металлическую перегородку, на которой были развешены веревки и мешки, так, что она выглядела совершенно как передняя стенка кузова. Случайному наблюдателю — полицейскому с фонарем, например, смотрящему через заднюю дверь, — кузов показался бы пустым.
Митчелл повел машину, а Гантер уселся рядом с ним. Гантер достал из кармана зажигалку и сигареты. На этой стадии игры он обычно шел спать домой, но этим утром должен был ехать с Митчеллом до Кингз-Линн.
Двадцать минут спустя они свернули на стоянку для грузовиков у придорожного кафе на А-148 близ Фейкенема. Здесь, согласно инструкциям, следовало выпустить «спецгруз».
Когда тормоза грузовика тяжело выдохнули, Гантер достал из бардачка большой четырнадцатидюймовый фонарь и выпрыгнул из кабины. Открыв заднюю дверь, он вскарабкался внутрь, включил фонарь и открыл замаскированный отсек.
Появился человек с рюкзаком. Он был среднего роста, худощавый, с непослушными темными волосами и приклеенной полуулыбкой. Он спустился на землю и подбросил тяжелый рюкзак повыше на спине. Что у него в этом рюкзаке, что он с ним так носится? — спросил себя Гантер. Что-то ценное, это уж наверняка. Возможно, даже золото — он был бы не первым нелегалом, привозившим с собой слитки благородного металла.
Спустившись вслед за Мансуром на землю, Гантер запер грузовик. Мансур протянул ему руку.
— Спасибо, — сказал он.
— С нашим удовольствием, — сказал Гантер отрывисто.
Афганец кивнул, по-прежнему с полуулыбкой. С рюкзаком на спине он двинулся к туалету, стоявшему в пятидесяти с небольшим ярдах от них.
Гантер принял мгновенное решение и, когда дверь открылась и закрылась, последовал за Мансуром. Погасив фонарь, он развернул его в руке так, чтобы держать за рубчатую рукоятку. Войдя в туалет, он увидел, что только одна из кабинок занята. Опустившись на колени, он увидел через щель под дверью низ рюкзака Мансура. Он слегка подрагивал, как если бы его содержимое переупаковывалось. «Я был прав, — подумал Гантер, — у подлого ублюдка там что-то есть».
Когда через пару минут Мансур вышел из кабинки, Гантер набросился на него, замахнувшись большим фонарем как стальной дубинкой. Импровизированное оружие угодило Мансуру в плечо, опрокинув его на пол. Рюкзак упал и заскользил по полу.
Задыхаясь от боли, Мансур отчаянно попытался схватить рюкзак здоровой рукой, но рыбак успел к нему первым и замахнулся фонарем, намереваясь ударить Мансура по голове. Афганцу пришлось отскочить назад, чтобы уберечь череп.
Отпихнув рюкзак подальше, Гантер сильно пнул Мансура в живот и в промежность. Пока его жертва корчилась на полу, хватая воздух ртом, он схватил свою добычу. Рюкзак, однако, оказался слишком тяжелым. Пары секунд, пока Гантер забрасывал его на плечо, хватило Мансуру, чтобы просунуть руку во внутренний карман ветровки. Он крикнул бы, если мог — привлек бы внимание глупого английского мужлана к оружию с глушителем, — но он не мог сделать вдох. И он не мог потерять из виду рюкзак; это было бы концом всего.
Выбора у Мансура не оставалось.
Выстрел был не громче хруста сломанной палки. Больше шума произвел удар крупнокалиберной пули.
С секатором в руке, Энн Лейкби целеустремленно продвигалась вперед по краю парадного газона, срезая мертвые стебли. Было прекрасное утро, холодное и ясное, и ее резиновые сапоги оставляли четкие отпечатки в подмерзшей земле. Высокая, по плечо, трава не позволяла видеть берег, но за ней проглядывало коричневатое море.
Здравомыслящая и уравновешенная Энн была уважаемым членом общины, и ее громкий раскатистый смех был хорошо известен в Марш-Крик и его окрестностях. Как и сам Холл, она стала чем-то вроде местной достопримечательности.
За тридцать пять лет брака она так и не полюбила серое нагромождение поздневикторианских построек, которое унаследовал ее муж. Сад, однако, был ее гордостью и радостью. Она упорно трудилась, чтобы поддерживать его в блестящем состоянии, и несколько раз в год открывала двери поместья для любопытствующей публики.
Вкладом Перри в их брак был этот дом, но это был его единственный вклад. Энн происходила из семьи местных землевладельцев и унаследовала после смерти родителей очень много. Она сделала своим правилом держать свои личные счета отдельно от счетов мужа. Многие пары нашли бы такие отношения невозможными, но Энн и Перри удавалось уживаться друг с другом без особых трений. Она любила его и в определенных рамках была готова потворствовать ему в тех мелочах, которые делали его счастливым. Но она хотела знать все, что происходит в его жизни, а сейчас она этого не знала. Что-то было не так.